"Утраченная близость...
Вот так лежишь, и не можешь уснуть, и думаешь, вспоминаешь - ведь этот вечерний ритуал чтения, когда он был маленьким, был сродни молитве. Каждый вечер в один и тот же час после дневной кутерьмы наступало затишье, непременная встреча, вопреки любым обстоятельствам, миг сосредоточенного молчания перед первым словом рассказа, голос, наконец-то наш, настоящий, литургия эпизодов... Да, вечернее чтение выполняло самое прекрасное предназначение молитвы - самое бескорыстное, наименее отвлечённое, чисто человеческое: оно освобождало от обид. Мы не каялись в грехах, не пытались обеспечить себе толику вечности, мы вместе причащались словом, получали отпущение и возвращались в единственный рай, который чего-то стоит: близость. Сами того не подозревая, мы открывали для себя едва ли не главное назначение сказки, и даже шире - назначение искусства: устанавливать перемирие в битве жизни.
Любовь выходила из этого обряда обновлённой.
Всё это давалось даром.
Даром. Именно так он и чувствовал. Подарок. Минута вне всех минут. Вопреки всему... он отплывал с попутным ветром, ощущая несказанную лёгкость, а ветром был наш голос.
За путешествие с него не брали ни гроша, ничего не требовали взамен. Не было оно и наградой. (Ах, эти награды... как приходилось стараться, чтобы стать достойным награды!) В той стране всё было даром.
Дар, единственная валюта искусства."
вот что всегда ищу и вот что всегда боюсь потерять - вот этот вот рай близости, когда "с любовью, но без алчности"
алчность, конечно, в очень широком смысле
